В 1905 году в стране происходит революция. Студенты Харьковского университета не остаются в стороне, организуют выступление, в связи с которым некоторые из них отчисляются из университета. Леонард Гиршман в то время был председателем дисциплинарного суда. Исключение студентов было проведено без его ведома, с чем он никак не мог согласиться. Офтальмолог подает в отставку и лишается, таким образом, клинической базы. Гиршман был обижен на действия властей, собирался покинуть город. Но народу нужна была глазная клиника, городское руководство решило спасти выдающегося врача для Харькова. В 1908 году Харьковская городская дума ставит вопрос об открытии новой больницы, объявляется сбор пожертвований. В 1908 году Гиршману выделяют для клиники здание на 10 коек на Москалевке, оснащение и инструментарий были более чем скромными, но к популярному доктору шли и шли больные. Еще бы! Ведь гениальный врач, например, извлекал катаракту за одну-две минуты!
Через три года, в 1912 году, строят специальное здание в Нагорном районе. Уже тогда, при жизни доктора, больницу назвали именем Гиршмана.
В новой клинике начался последний, но не менее напряженный, чем до этого, этап деятельности знаменитого окулиста. Трудолюбие и бескорыстность Гиршмана были известны всему Харькову. Рабочий день Леонарда Леопольдовича начинался рано утром в клинике с лекций и занятий со студентами, затем следовал амбулаторный прием, операции и обход стационарных больных – так до 3?4 часов дня. Запись на прием велась с 9 до 11 дня, но экстренные больные принимались в любое время. Гиршман никому не отказывал, он работал в клинике до последнего пациента: «Нет последнего часа работы, есть последний больной», – говорил ученикам и коллегам Леонард Леопольдович.
Однако приемом в клинике дело не ограничивалось. Пациенты ждали Гиршмана дома. И здесь он консультировал, осматривал, не ложился спать до полуночи и до часу ночи. Часто он не брал платы с неимущих больных, более того, сам ссужал деньгами. Люди просили у него советов не только по поводу глазных болезней, но и рассказывали ему о своих бытовых проблемах, просили помочь с устройством в университет, похлопотать за арестованных. К Леонарду Леопольдовичу ехали не только со всех концов Российской империи, но и из Италии, Индии, Персии. За свою жизнь харьковский окулист лично принял около миллиона человек. (Любопытно, что среди них была и знаменитая террористка Каплан, покушавшаяся на Ленина. С глазами у нее было очень плохо.)
Гиршман разработал свою методику работы с пациентом. Назначая лечение, он старался учитывать общую конституцию человека (рост, строение лица, даже походку), его состояние здоровья, расположенность к болезням, не связанным, казалось бы, с глазами. Слепых доктор учил делать массаж, давая им тем самым возможность заработать на хлеб. Вообще, Леонарда Леопольдовича очень волновала социальная сторона медицины. В 1900 году он опубликовал работу «Трахома – народная болезнь», в которой говорил о глазном недуге как о социальном бедствии, необходимости комплексно бороться с болезнями для оздоровления общества не только в буквальном смысле. Отвечая на похвалу в свой адрес, Гиршман как-то заметил: «Единственная моя заслуга в том, что я приучил наш народ лечиться у врачей».
Послереволюционная биография Гиршмана напоминает булгаковскую историю о профессоре Преображенском. Престарелого врача, потомственного дворянина и действительного статского советника не тронули. Более того, по настоянию министра просвещения чекисты отказались от мысли забрать просторный дом Гиршмана. (Кстати, сравнительно недавно в этом доме произошел пожар, и жильцы его покинули.) советская власть назначила Леонарду Леопольдовичу именную пенсию. 21 января 1921 года девяностодвухлетний окулист скончался. Советские газеты поместили некрологи, в которых, в частности, отмечалось, что Гиршман был человек, «никого не обидевший и никогда не солгавший».
Дело Леонарда Леопольдовича продолжали его ученики, ведь он создал целую школу офтальмологии. (Кстати, одним из его учеников был Павел Барабашов – отец выдающегося астронома, также героя этой книги.) Потомки знаменитого харьковчанина живут в Париже.
Его внук – довольно известный в научных кругах археолог, академик. Правнучка Гиршмана в 1991 году посетила Харьков.
В Харькове именем Гиршмана названа улица, глазная больница и НИИ глазных болезней.
Антон Павлович Чехов написал о Гиршмане: «Святой человек». Действительно, для того чтобы стать святым, не обязательно быть мучеником. Достаточно посвятить свою жизнь людям. Не каждому это по плечу.
Гмыря Борис Романович
(род. в 1903 г. – ум. в 1969 г.)
Лучший бас Украины.
Всемирно известный певец.
Народный артист СССР.
В 2003 году исполнилось бы сто лет выдающемуся украинскому певцу, басу-кантанте Борису Романовичу Гмыре. Люди, которые занимаются сохранением и пропагандой творческого наследия Гмыри, были недовольны недостаточным, по их мнению, интересом властей к юбилею. Когда они спросили об этом дирижера симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии Давида Бухина (живущего сейчас в Нью-Йорке), тот неожиданно быстро и взволнованно ответил: «Убеждать Киев, что бездействие в таком значимом деле, как празднование юбилея Гмыри на государственном уровне, является национальным позором, не стоит, потому что Гмыря является самой национальной идеей, такой необходимой сейчас независимой, но страждущей Украине?». То же могли сказать профессиональные классические музыканты многих стран мира, потому что Бориса Гмырю хорошо знают и там. Еще в 1962 году он был включен в Международную энциклопедию «Who is who?». Через тридцать лет певец попал в список самых известных украинцев за тысячелетнюю историю страны. Харьковчане же могут считать Бориса Романовича своим знаменитым земляком.
Борис Романович родился 23 июля (5 августа) 1903 года в городе Лебедине, ныне Сумской области, а тогда Харьковской губернии. Отец Роман Константинович Гмыря по специальности был рабочим-каменщиком, работал на кирпичном заводе. Семья сильно нуждалась, Гмыря рассказывал, что небольшой кусок хлеба приходилось резать ниткой. Уже в 11 лет Борис Романович вынужден был пойти на работу по найму. К этому моменту в его «активе» было лишь начальное образование в церковно-приходской школе. Гмыря перепробовал массу профессий. Поначалу был курьером в суде, в 16 лет попал в Севастополь, где работал грузчиком, матросом, кочегаром. Успел будущий оперный артист побывать и секретарем общества «Долой неграмотность». В Харьков Борис Романович перебрался для того, чтобы получить высшее образование, – благо советская власть открыла двери вузов для выходцев из низших сословий. Вот только не каждый начнет усиленно учиться в возрасте 23 лет. Гмыря совмещал дневную работу с вечерними занятиями на рабфаке. Так продолжалось четыре года, после чего он, наконец, поступил в Харьковский инженерно-строительный институт.
Перед прилежным, трудолюбивым молодым человеком открывалась традиционная перспектива, инженерная карьера. Но было у Бориса Романовича еще одно увлечение, к которому он, впрочем, долго именно как к увлечению и относился. От матери Гмыря унаследовал музыкальность, любил петь, обладал красивым низким голосом с теплым, бархатным тембром – басом-кантанте. Он включился в студенческую самодеятельность: был и солистом, и запевалой, даже руководителем хора. А на третьем курсе ему пришла в голову мысль показаться специалисту. Так Бориса Романовича впервые увидел профессор Харьковской консерватории П. Голубев. Талантом великовозрастного студента-строителя профессор был поражен. «Материал профессиональный, – сказал он, – пению нужно учиться, но строительный институт надо окончить, чтобы специальность была». Для того чтобы получить разрешение на учебу сразу в двух вузах, обратились к самому наркому Скрыпнику (вот они – преимущества столичного положения города), и тот, якобы улыбаясь, спросил: «Вы что же, хотите сначала строить концертные залы, а потом в них петь?» Но разрешение дал.